Какой запомнилась трагическая ночь с 19 на 20 января 1991 года тем людям, которые стоят сейчас у руля независимой Латвии? Где они были в то решающее время и как провели ту ночь?
Карлис ФРЕЙБЕРГС, сын президента Латвии:
— В 1991 году мне было 26 лет. В январе я только начал работать в пресс-центре Верховного Совета. И жил в Старой Риге, рядом с Домской площадью, у родственников — так что был в самой гуще событий. 19-го я был среди участников баррикад, там стояла полевая кухня, и вдруг кто-то сказал, что в центре города стреляют. И действительно, мы увидели в небе трассирующие пули. Я сразу же пошел на работу, в пресс-центр. И вдруг в нашу комнату зашел оператор Калвис Залцманис, который работал вместе с Андрисом Слапиньшем, Гвидо Звайгзне и Юрисом Подниексом. У него в руках была камера Андриса Слапиньша, а на объективе — капли крови. И он нам сказал, что Андрис убит. Тут стали звонить из-за рубежа, CNN и другие каналы. Мы рассказывали им, что у нас происходит. Так я всю ночь и провел на работе. Позже пошел на Домскую площадь и видел, как увозят тело Андриса… Родители тогда были в Канаде, и у них не имелось никакой возможности со мной связаться. Смотрели телевизор и пытались узнать, что же произошло. Они тоже лично знали Андриса Слапиньша, и для нас это было потрясение, конечно. А со мной им удалось связаться лишь спустя несколько дней.
Ингрида УДРЕ, председатель Сейма:
— В то время я училась в Институте международных отношений Латвийского университета, а он располагался как раз в Старой Риге, в самом эпицентре событий. В ту ночь я была со всеми на баррикадах. Как и все женщины, носила на Домскую площадь еду, чай… Было очень страшно — мы боялись, что внимание мирового сообщества от событий в Балтии отвлечет объявление Америкой войны в Ираке, боялись, что все про нас забудут… Что будет через 15 лет, мы тогда не думали. Слишком эмоционально тяжелой была та ситуация. Но в целом, я думаю, наши ожидания оправдались, мы живем в свободной стране и сами определяем свое будущее. Конечно, мы допустили ошибки, но будем на них учиться.
Артис ПАБРИКС, министр иностранных дел:
— Январь 1991 года был для меня богат на события, потому что в начале месяца появилась на свет моя первая дочь, а в середине января я должен был отправиться на учебу в докторантуру в Орхусский университет в Дании. Но из-за нестабильной ситуации имелись сомнения, полетят ли из Риги самолеты, а если и полетят, то можно ли будет потом вернуться в Латвию? Но в ночь с 19 на 20 января я уже был в Дании, жил в одной датской семье, которая и рассказала мне о нестабильной ситуации и перестрелках в Риге. Они помогли мне связаться с домом и пересказывали мне статьи из датских газет на эту тему. Это было трудное время, потому что не было никакой уверенности, что эта информация соответствует реальной.
Андрей КЛЕМЕНТЬЕВ, заместитель председателя фракции Новый центр в Сейме:
— Мне было 18 лет, и меня должны были призвать в армию. Как раз тогда я проходил медицинское обследование в военном госпитале на ул. Хоспиталю. Лежал в одном отделении с офицерами советской армии и видел эту ситуацию не со стороны тех, кто стоял у костров, а с обратной. Я видел шок этих людей, которые прежде всего боялись за своих родственников. Никто из этих офицеров никогда не желал ничего плохого латышскому народу, никто не хотел воевать с гражданскими. В большой игре, разыгравшейся на постсоветском пространстве, эти люди стали заложниками. Так я всю ночь там провел, мы смотрели телевизор.
Эдгар ЯУНУПС, генсек Нового времени:
— Я тогда был еще совсем маленьким, мне было 11 лет… Но несмотря на это хорошо помню, что тогда происходило. Мы с мамой, бабушкой и сестрой сидели дома, смотрели телевизор, а отец был на баррикадах. Помню специальный репортаж по ЛТВ о перестрелке… Всю ночь мы не спали, очень волновались за отца, смотрели телевизор…
Николай КАБАНОВ, депутат Сейма от ЗаПЧЕЛ:
— Я в ту ночь был в Литве, работал, ведь там тоже события были. Все это мной воспринималось как обычная журналистская работа.